Эти горькие строки известного поэта Роберта Рождественского родились в конце восьмидесятых годов двадцатого века, века потрясений, войн, политических репрессий. Долгое время события, связанные с периодом политических репрессий 1920—1950-х гг., замалчивались отечественной исторической наукой. Но пришло время, и стали появляться первые архивные публикации и воспоминания непосредственных участников трагедии минувших лет. Правда обрушилась на нас с такой беспощадной откровенностью, что стало больно и страшно.

Свою лепту в изучение этого периода истории внес и наш Таймырский окружной краеведческий музей. Мы встречались с бывшими политзаключенными и спецпоселенцами, выезжали в поселки округа, записывали воспоминания людей, переживших тяжелые времена, работали в архивах, вели переписку с родственниками тех, кто пострадал в годы репрессий, собирали фотоматериалы и документы. Книга «Свеча Памяти» — результат многолетней исследовательской, собирательской работы сотрудников старейшего на Таймыре государственного краеведческого музея.

На протяжении нескольких столетий Туруханский край и его северные окраины — Таймырский полуостров, были местом ссылки инакомыслящих. До нашего времени дошли предания о том, что еще «в незапамятные времена» в низовья Енисея был сослан священнослужитель Пимен. Его могила и надгробный памятник сохранились до наших дней на кладбище селения Толстый Нос. Ссылались в наши места и раскольники, и декабристы. В селении Толстый Нос в низовьях Енисея в 1844 году скончался декабрист Николай Лисовский, отбывавший ссылку в Туруханске.

Недалеко от Дудинки, на станке Плахино в 1924—1925гг. находился в ссылке «владыка Лука» — Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий (1877-1961), выходец из польских дворян, хирург, доктор медицины, архиепископ Красноярский и Енисейский (1942-1943).

В советские времена Таймыр стал местом массовой политической ссылки и гибели тысяч людей разных национальностей. Ссылались не только отдельные граждане нашей многонациональной державы, так называемые «враги народа», но и целые народы.

На Таймыр, в самую большую страну «Архипелага Гулаг», первые партии политзаключенных стали прибывать с началом строительства Норильского комбината. Переполненные до краев баржи и пароходы везли по великой сибирской реке дешевую рабочую силу для возведения норильских заводов, Дудинского порта и самой северной железной дороги, соединившей Норильск и Дудинку. Более двадцати лет — с 1935 по 1956гг. — на территории Таймыра существовал один из крупнейших лагерей Сибири — Норильлаг — с десятками лаготделений и лагпунктов в Норильске, Дудинке, арктических и южных районах Красноярского края.

23 июня 1935 года в Москве Советом народных комиссаров СССР было принято постановление «О строительстве Норильского никелевого комбината». Строительство комбината было возложено на Главное управление лагерями НКВД, для чего был организован специальный лагерь. Уже 1 июля 1935 года в Дудинку прибывают первые 1200 заключенных. В 1939 году их было уже 11560 человек.

В 1939 году в Дудинском лаготделений оказался двадцатилетний грузинский паренек Симон Чахвадзе, студент-рабфаковец из города Ха-шури Грузинской АССР. Из его рассказов мы узнали, что он был арестован в 1937 году вместе со своим старшим братом и девятью студентами. Обвинение предъявили серьезное — участие в убийстве Кирова и покушение на Л. Берию. После короткого суда в Москве объявили приговор: «58-я статья, п.8. — контрреволюционная деятельность и террор. 10 лет строгой изоляции и 5 лет поражения в правах». Симон Эрастович вспоминал, что после объявления приговора охранник похлопал его по плечу и сказал: «Радуйся: жив остался». Два года он провел в Соловецком лагере особого назначения. «Расписание прогулок в Соловецкой тюрьме было составлено так, чтобы мы не встречались с теми, кто сидел в соседних камерах. Поэтому я не знал, что рядом со мной (я сидел в 88-й) находился брат Георгий. Он не перенес всего этого, умер в Соловках». Об участи брата ему рассказали заключенные, с которыми он этапом прибыл Северным морским путем в Дудинку. Работать пришлось в Дудинском порту на разных участках: разгружал баржи, грузил уголь. Самой тяжелой была работа на угольном участке и лесобирже. После аварии, чуть не стоившей ему жизни, пришлось на какое-то время стать поваром. Спас его тогда бывший хирург кремлевской больницы Василий Ионович Петухов, обвинявшийся по делу Кирова, который жил на поселении в Дудинке и с 1944 года заведовал дудинской больницей.

Освободился Симон Чахвадзе в 1947 году, но еще пять лет числился ссыльнопоселенцем и не имел права выезда за пределы Дудинки. Здесь он познакомился со своей будущей женой Таисией Митро-фановной Друговой, бывшей заключенной, осужденной по 58-й статье. Полностью С. Э. Чахвадзе был реабилитирован в 1958 году, спустя двадцать один год после ареста. Он умер в Дудинке в 1993 году.

За обличение сталинского режима, за так называемую «антисоветскую агитацию», пострадал ученик десятого класса, семнадцатилетний юноша Николай Одинцов. Сейчас он — почетный гражданин Дудинки, заслуженный работник Норильского комбината.

Мне довелось познакомиться с Николаем Алексеевичем Одинцовым в 1985 году. Для новой экспозиции требовались дополнительные материалы о работниках Дудинского порта. В парткоме предприятия рекомендовали нескольких достойных ветеранов, в том числе и Н. А. Одинцова. Созвонилась с ним, рассказала о цели звонка. И вдруг последовало не совсем обычное предложение: «Не поленитесь. Познакомьтесь в отделе кадров с моим личным делом. Если захотите после этого иметь со мной дело, звоните!». Отправилась в отдел кадров, прочитала «дело», которое к тому времени было увесистым, ибо стаж работы в порту составлял уже сорок лет. За множеством всевозможных документов: справок, заявлений, поощрений, взысканий, за скупыми строчками автобиографии открылась трагедия человека, разделившего участь тысячи честных и умных людей своего поколения. Я поняла, почему Николай Алексеевич отправил меня в отдел кадров, поняла, что тревожило и беспокоило его. И именно это вызвало еще больший интерес и уважение к скромному, светлому и честному человеку. Н. А. Одинцов большой друг музея, здесь хранятся рукописи его произведений, глубоко трогающих душу своей человечностью.

Трудно найти семью в нашей стране, которую бы обошли стороной Великая Отечественная война и репрессии, принесшие людям неисчислимые потери, горе и страдания. Не обошли они стороной и нашу семью. Один мой дед, Николай Михайлович Соловьев, погиб в 1942г. в боях под Смоленском, второй — сгинул в ссылке. Моей маме, Ирине Леонидовне Предтеченской, было всего четырнадцать лет, когда в 1938 году забрали ее отца, Леонида Николаевича Предтеченского, из семьи потомственных военных, преподавателя одного из ленинградских военных учебных заведений. Дед погиб в ссылке в Соликамске в 1943 году. В 1956 году посмертно был реабилитирован.

Тема репрессий — глубоко личная, выстраданная. В День жертв политических репрессий, который отмечается в России 30 октября, нашей семье есть о ком помолиться и зажечь свечу Памяти.

Эпоха сталинского террора была отмечена введением особого вида наказания — депортации отдельных народов, находившихся в составе многонациональной советской державы. В 1989—1992 гг., работая над темой «Спецпоселенцы на Таймыре»», пришлось побывать во многих поселках Усть-Енисейского, Дудинского районов, встретиться с бывшими спецпоселенцами, записать десятки воспоминаний очевидцев тех событий, собрать фотоматериалы и документы, которые стали бесценными свидетельствами той эпохи. Помню, как однажды вдруг пронзила мысль, что ведь среди армии сосланных спецпоселенцев могла оказаться и моя прабабушка, эстонка Анна Антоновна Авик, которая жила в Ленинграде. Спасло ее от этой участи лишь то, что она скончалась за месяц до начала войны и, к счастью, не познала всех ужасов ленинградской блокады и всего, что случилось с ее соотечественниками. Что стало с моими дальними эстонскими родственниками — не знаю. Выжили ли они в военное лихолетье?

Народы Прибалтики были изгнаны из своих родных мест и отправлены на спецпоселение 14 июня 1941 года. Одни оказались в ссылке, другие — в лагерях. В 1949 году, например, в составе заключенных Норильлага содержалось 380 эстонцев, 530 латышей, 507 литовцев (Норильский мемориал, вып.3,1996).

По данным 9-го управления Министерства госбезопасности СССР, в ведении которого были спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы, заключенные, на 1 января 1953 года в различных регионах СССР находилось 2 753 356 спецпоселенцев — представителей разных народовн асильно вывезенных из мест проживания в восточные районы: Казахстан, Среднюю Азию, Сибирь, Крайний Север.

В Красноярском крае находилось в этот период 62 443 немцев, 35 584 представителей Прибалтики.

Насильственное переселение народов началось задолго до войны. Так, в 30-е годы XX века появились на Таймыре сосланные с Дальнего Востока корейцы и китайцы. В Дудинке и сегодня проживают семьи Хан, Цхе, Ван Чин Лин.

Особую группу переселенцев составили необоснованно «раскулаченные» крестьяне, которые в 1930-е годы строили на Таймыре Усть-Енисейский порт и рыбоконсервный завод в Усть-Порту. В 1938 году начались репрессии среди зажиточной части тундровиков. Народы Таймыра пополнили бесчисленный список пропавших без вести, сосланных, расстрелянных. О судьбах многих из них до сих пор никто ничего не знает. Тема эта была запретной и у жителей Севера. По рассказам энки Нины Николаевны Болиной, родители боялись вслух говорить на эту тему, поэтому она ничего не знает о своем бесследно «исчезнувшем» дедушке. По нашим запросам в Управление ФСБ по Красноярскому краю удалось получить так называемые «анкеты арестованных» на тундровиков, проходивших по делу «антисоветского выступления в Авамско-Хатангской тундре», которые были расстреляны в Дудинке в 1938 году и реабилитированы уже в наши дни. Сведений о количестве пострадавших в годы репрессий представителей коренных народов в архивах пока найти не удалось.

По материалам Таймырского государственного архива удалось установить, что в течение 1942—1943гг. в наш округ было завезено более восьми тысяч спецпоселенцев: поволжских немцев, латышей, литовцев, эстонцев, румынов, финнов. В 1944 году к ним присоединились калмыки — 900 семей. Партии спецпоселенцев и заключенных прибывали на Таймыр вплоть до середины 50-х годов прошлого века.

После освобождения из лагеря в июне 1950г. был отправлен в Таймырский национальный округ на спецпоселение Вилли Пирц, для которого спецпоселение оказалось наказанием более тяжким, чем лагерь. На Таймыре пришлось работать под надзором спецкомендатуры и испытать на себе все лишения, выпавшие на долю спецпоселенцев, сосланных на Крайний Север.

Судьба этого человека похожа на судьбы многих молодых людей его поколения, вступавшего в жизнь в середине тридцатых годов. Но есть одно обстоятельство, которое придает особый трагизм всему, что произошло с ним и его семьей в 1937 году. Вилли Пирц — австриец, родился в Америке. В 1936 г. семья приняла советское гражданство, а через год все члены семьи были арестованы по обвинению: «измена Родине».

«Трудно найти слова, чтобы передать те страдания, унижения, оскорбления, издевательства, как моральные, так и физические, которые нам пришлось пережить на Крайнем Севере под надзором спецкомендатуры», — с горечью и болью от имени всех поволжских немцев, сосланных в годы войны на Таймыр, говорил в своем выступлении на I съезде немцев в Москве, в октябре 1991 года, Левин Лох.

«По сути дела, мы были вычеркнуты из жизни. Ведь для тех, кто остался на родине, спецпоселенцы были без вести пропавшими», — пишет в своей книге «Живу и помню» таймырский журналист Гунар Кро-дерс. О спецпоселенцах не писали в газетах, не награждали не только орденами и медалями, но и грамотами. О получении или продолжении образования не могло быть и речи, а если и приходилось учиться, то лишь в местах спецпоселения. Немногим из спецпоселенцев удалось обучаться в окружной школе колхозных кадров (школе оленеводов) в Дудинке, единственном учебном заведении округа. Отделение счетоводов этой школы в 1948 г. окончила Мария Франц (Райсих).

В 1941 г. Мария Франц была выслана в Красноярский край. Летом 1942 г. ее мать с братом и младшими сестрами оказались на Таймыре, на станке Ананьевском, а саму Марию с девушками ее возраста отправили в Игарку на лесозавод. И лишь в 1946 г. с разрешения спецкомендатуры Красноярского края она приехала к матери. Наравне со взрослыми рыбачила. После окончания школы оленеводов М. Франц работала счетоводом в колхозе имени Куйбышева Дудинского района, с 1960г. — экономистом в совхозе «Полярный».

Квалификацию фельдшера в той же школе оленеводов получила в 1948 г. Бригитта Гинц (Ваккер), хотя ей очень хотелось стать счетоводом. Но в колхозе «Северный путь», где она работала рыбачкой, требовался ветфельдшер.

В 1950 году Б. Ваккер отправили на учебу в Красноярский зверосовхоз. В дудинской спецкомендатуре, где состояли на учете все спецпоселенцы, у нее изъяли свидетельство о рождении и выдали документ, заменяющий паспорт. За пределы территории зверосовхоза, где она проходила обучение, отлучаться запрещалось. А так хотелось, по словам Б. Ваккер, съездить в Красноярск, увидеть знаменитые Красноярские Столбы. По окончании учебы в 1951 г. Б. Ваккер привезла в маленькую звероферму колхоза «Северный путь» 25 серебристо-белых лисиц. Так началось в округе развитие нетрадиционной отрасли — клеточного звероводства, а сама Ваккер стала первым таймырским звероводом. С 1960 по 1976гг. она возглавляла лучшую в округе звероферму по выведению голубых песцов опытно-производственного хозяйства Потапово. В 1965 г. Б. Г. Ваккер была награждена орденом Трудового Красного Знамени.

В отличие от Бригитты Ваккер Терезе Пабст не пришлось получить образования, оказавшись в ссылке в 1942 г., о чем с сожалением вспоминала эта хрупкая на вид, но сильная духом женщина. Шестьдесят лет назад десятилетней девочкой вместе с сестрой и двумя братьями она прибыла на место ссылки в таймырский поселок Потапово. Нелегко было матери воспитывать четверых детей, поэтому ей пришлось рано помогать семье. Летом со сверстниками собирали грибы, ягоды, сдавали их на заготовительный пункт, рыбачили вместе со взрослыми. В 1950г. начала работать в колхозе, а встретившись в начале 60-х годов с Бригиттой Ваккер, Тереза Пабст стала вскоре одним из лучших звероводов Потаповской зверофермы.

Интересна судьба врача-хирурга, первого на Таймыре кандидата медицинских наук Романа Альбрехта, который с 1955 по 1967гг. работал в Дудинке.

Он оставил о себе самые добрые и благодарные воспоминания у местных жителей, бывших его пациентов. По-иному прочитывается сегодня его краткая автобиография. Р. Альбрехт родился в семье крестьянина в 1818 г. в с. Трехграды Одесской области. В 1939 г. он поступил учиться в Саратовский медицинский институт, а в 1941 г. был выслан в Сибирь. Уже на спецпоселении ему удалось завершить образование в Красноярском медицинском институте и получить квалификацию врача-хирурга. Коллекция материалов Альбрехта появилась в музее в 60-е годы, когда он заведывал хирургическим отделением окружной больницы и работал над проблемой заживления закрытых переломов в условиях Заполярья.

Постоянно пополняющаяся музейная коллекция о спецпоселенцах посвящена в основном судьбам российских немцев, высланных из Поволжья по Указу от 28 августа 1941 года.

По данным окружного управления статистики, на начало 1991 года на Таймыре проживало около двух тысяч немцев. В феврале 1991 года в Дудинке состоялась окружная конференция немцев, на которой присутствовали делегации из Норильска, Туруханска, Игарки. На родном языке обратился к своим соотечественникам Левин Лох, ветеран труда, заслуженный работник рыбного хозяйства России, один из тех, кто открыто заговорил о проблеме национального возрождения немцев Заполярья, кто стоял у истоков образования окружного общества немцев «Возрождение», а также самодеятельного ансамбля немецкой песни. Л. Л. Лох был делегатом первого съезда немцев СССР, который проходил в Москве 18 октября 1991 года.

28 августа 1991 года, в день 50-летия со дня выхода указа о переселении немцев из районов Поволжья, в Дудинке впервые прошел День памяти жертв политических репрессий. На старом дудинском кладбище были установлены памятные кресты в память о погибших соотечественниках.

Сколько их, этих жертв, приняла в себя студеная таймырская земля? Сотни, тысячи безымянных могил рассеяны на огромнейшей территории округа.

Тяжелейшие испытания выпали надолго спецпоселенцев в первые годы их пребывания в Заполярье. Из архивных документов и воспоминаний очевидцев тех лет вырисовывается ужасающая картина людского бедствия. В Таймырском государственном архиве сохранилась докладная записка врача Овчинниковой, составленная после медицинского обследования спецконтингента, проведенного в августе 1943 года.

Причинами высокой смертности являлись, по ее мнению, отсутствие у людей жилья и теплой одежды, голод, непривычный климат, эпидемии болезней. Многие из спецпоселенцев болели еще в дороге брюшным тифом, дизентерией. Карантин в дороге не везде выдерживался. Но главное — это цинга и голод. Судя по обследованию многих пунктов (Хантайка, Потапово, Дудинка, Усть-Порт, Караул, Дорофеевск, Иннокентьевск, Сопкарга, Лайда и другие) выяснилось, что цингой страдало почти все население. Даже в близком населенном пункте от Дудинки — Усть-Хантайке, где имелся медицинский работник, почти все население цинговало, была большая смертность.

Начавшаяся в декабре 1942г. цинга, унесла немало человеческих жизней. По медицинским отчетам, за второе полугодие 1942 г. и первое полугодие 1943 года умерли 915 человек, из них 116 — детей. Смертность к общему числу населения округа составила 4%, но наибольшая смертность пришлась на спецконтингент. В Хантайке смертность составляла 20%, в Усть-Порту — 10%, в Потапове — 8%. Среди главных причин, приведших к большой смертности людей, неготовность Рыбтреста к приему прибывшего контингента. Люди размещались на берегу р. Енисея, в палатках, под лодками, на чердаках, в конюшнях.

Интересны в этой связи воспоминания и размышления Льва Петри, который проживает ныне в Германии, в Гамбурге. В 1942 году он был выслан вместе с матерью в поселок Усть-Хантайка. Спустя шестьдесят лет он с женой Викторией в 2002 году приезжал на Таймыр, заходил в музей, знакомился с нашими материалами о спецпоселенцах. В своей книге «Немцы Таймыра» (2006), в которую вошли воспоминания бывших спецпоселенцев, живущих ныне в Германии и Латвии, Лев Петри утверждает, «что в 1942—1944гг. на Таймыре в отношении спецпоселенцев разных национальностей кремлевскими вождями был совершен геноцид, в результате которого было уничтожено до 70 % завезенных на Крайний Север людей, оказавшихся лишними из-за отсутствия рабочих мест», так как военкоматами было мобилизовано в 3-3,5 раза больше рабочей силы на рыбные промыслы, чем это было необходимо. За основу своих расчетов Лев Петри берет статистические данные по двум поселкам — Потапово и Усть-Хатай-ка: «Из 1950 человек спецпоселенцев, завезенных в эти два поселка, смертность за три года составила 1370 человек, то есть 70%..». Исходя из этого, мы вправе, считает он, условно распространить данные по этим двум поселкам на весь спецпоселенческии контингент, который находился в более худших условиях, чем те, кто оказался в Потапове и Усть-Хантайке. Расчетной цифрой прибывших на Таймыр спецпоселенцев (немцев и калмыков), по мнению Л. Петри, следует считать округленно 10900 человек минус 2000 человек, выехавших на Сахалин. Тогда, имея цифру 70 % погибших в поселках Дудинского района, получим расчетную смертность в целом по Таймыру 6200 человек.

На наш взгляд, эта цифра условная, основанная на анализе двух поселков, где смертность действительно была очень высокой. О том, что она в Усть-Хантайке была высокой, говорят и отчеты медиков, и воспоминания очевидцев.

Первую полярную зиму 1942—1943гг., ставшую для них самой страшной из всех зим, спецпоселенцы вспоминают как кошмарный сон. В течение полувека старался не вспоминать об этой зиме таймыр-I кий журналист Гунар Кродерс. Вместе с другими латышами их семья — мать, он сам, гимназист-старшеклассник и старший брат Оль-герт, студент-историк — была вывезена из Латвии в Сибирь 14 июня 1941г. Летом 1942г. они оказались на далекой фактории Дорофеевск, расположенной на левом берегу Енисея, в его низовьях. Там, в страшную зиму 1942 г. умерла их мать, известная латышская актриса Герда Иульф. По воспоминаниям Гунара Кродерса, к концу ноября 1942 года «число умерших еще не было так велико, но вскоре умерших уже не хоронили — недоставало ни досок, ни сил, ни воли... трупы складывали в штабеля. И лежали плечом к плечу заледеневшие латыши, немцы, финны, литовцы, украинцы, дети, женщины, старики».

На станке Усть-Хантайке, вспоминал Яков Шмаль, с которым мы встречались в поселке Потапово, после первой зимы из 450 человек в живых осталось 180.

По словам Фриды Мусс, из полутора тысяч человек, завезенных в пос. Потапово, к 1945 году оставалось всего четыреста. Остальные умерли от цинги и голода. Для Ф. Мусс самые тяжелые воспоминания связаны с апрелем 1943 года, когда в ее семье в течение одного месяца погибли мать, двое братьев, невестка с ребенком.

В поселке Никандровске Усть-Енисейского района из 56 человек в первую зиму ушли из жизни одиннадцать, рассказывала Мария Цветцих.

Труднее всего приходилось одиноким людям и осиротевшим детям, которых определяли в детские дома. По данным медиков, обследовавших спецконтингент, из 7626 человек, завезенных в округ в 1942 году, 1589 человек составляли дети до 14 лет.

Бывали случаи, когда на помощь спецпоселенцам приходили местные жители и принимали в свои семьи осиротевших детей. Об одном из таких случаев рассказали мне в поселке Потапово. Как вспоминает Фрида Генриховна Мусс, случилось это в страшную зиму 1942—1943 года. К умиравшей от голода женщине в землянку зашел, оленевод, эвенк, Николай Николаевич Куропатов.

Увидев бедственное положение женщины, он сказал, что возьмет ее дочку себе. Мать девочки только и успела, что кивнуть головой в знак согласия. Маленькой Марии повезло. Она выжила, прижилась в необычных условиях кочевой жизни. Новый отец относился к ней с большой нежностью и любовью, заботился о ней. Давно уже нет в живых знатного оленевода, но добрая память о нем сохранилась до сих пор в сердцах людей, сосланных в лихую годину на таймырскую землю.

Добрым словом вспоминают энца Петра Спиридоновича Болина те, кто оказался в Потапове. Он учил спецпоселенцев заметывать и вытаскивать из воды невод, чинить и плести рыболовецкие сети. Местные жители просто спасали спецпоселенцев от голода. На всю жизнь сохранила чувство благодарности к коренным жителям Таймыра Ирма Кондратьевна Шерер. Она считает, что, если бы не помощь местных жителей, в первую зиму на их станке погибло бы больше людей.

«Пропитание себе мы должны были добывать в воде, в воздухе, в тундре. Добудешь, сдашь продукцию — получишь продуктовые карточки. Есть рыбу не разрешали, ее нужно было сдавать всю до единой рыбешки. Те, у кого не было родных с карточками, постоянно были голодными». В обмен на табак коренные жители давали продукты.

Оказавшись в суровых климатических условиях, в экстремальной ситуации, под надзором спецкомендатуры, оторванные от привычного уклада жизни, не имея навыков ведения северного промыслового хозяйства, спецпоселенцы могли рассчитывать на единственную возможность выжить — получить работу и хорошо работать, но этой работы хватало не всем, что было большой трагедией для людей. «Ваша еда — в Енисее», — говорили им, но от неумения рыба не шла рыбакам в невод. А сам этот невод казался таким тяжелым и неподъемным, точно это были пудовые гири. Слабые и больные были обречены. И не было сил вырваться из подневольных сетей. Их удалось разорвать лишь в 1956 году, когда спецпоселение было отменено.

В 1942 году в округе создается целый ряд мелких рыбозаводов — Лескинский, Ошмаринский, Толстоносовский, Дудинский. Был расширен Усть-Портовский рыбоконсервный завод, возобновивший работу после пожара, в 1943 году. Основной рабочей силой на этих предприятиях были спецпоселенцы.

Рыба была нужна стране, фронту. 6 января 1942 года СНК СССР и ЦК ВКП приняли постановление «О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и на Дальнем Востоке», которое стало программой ускоренного развития рыбной промышленности в этих районах в годы войны. Из Игарки в Дудинку перебазировался Таймырский трест Красноярского края.

С конца мая 1942 года военкоматы Сибири стали мобилизовывать на рыбный промысел спецпоселенцев из числа высланных в 1941—1942гг. поволжских немцев, прибалтов, финнов. В навигацию 1942—1943 гг., на Таймыр было завезено 8417 человек: в 1942 году — 7626 человек, в 1943 году — 791 человек. Эти сведения удалось найти в отчетах медиков, которые хранятся в государственном архиве Таймырского округа. Архивные документы публикуются впервые.

Летом 1944 года в наш округ были завезены калмыки. По Указу Президиума Верховного Совета СССР от 27 декабря 1943 года в Красноярский край было выслано 25 тысяч калмыков, что составило 7525 семей. В Таймырском рыбтресте оказалось 900 калмыцких семей (Бугай Н. «Теегин-герл», №3,1990, с.21-22).

На Таймыре спецпоселенцев расселили в трех районах: Дудинском, Усть-Енисейском, Хатангском. Более трех тысяч семей было завезено в Дудинский район, в населенные пункты Усть-Хантайка, Потапово, Лузине, Ананьевск, Малышевка, Часовня, Липатьевск, Левинские Пески, Ситково и др.

4100 спецпоселенцев поселили в Усть-Енисейском районе, который стал основным поставщиком рыбы в округе в годы войны. Добыча рыбы на Таймыре возросла в три раза, если до войны добывали в среднем 10—13 тыс. центнеров рыбы, то в 1942г. — 33 тыс. центнеров.

В конце 40-х — начале 50-х гг. мелкие рыбозаводы влились в Усть-Портовский рыбоконсервный завод. Все сырье вывозилось в поселок Усть-Порт, что обеспечивало ритмичную работу завода круглый год.

Как вспоминал бывший директор этого завода Левин Лох, ежесуточный выпуск продукции превышал 20-25 тысяч банок. Завод выпускал более пятидесяти наименований продукции: консервы из осетра, чира, стерляди, нельмы, пеляди, тайменя, омуля, ряпушки, корюшки; консервы натуральные, в желе, в масле, в томате, шпроты из енисейской ряпушки, печень тресковая, фрикадельки, котлеты, паштеты. Был освоен выпуск тушенки из мяса, оленины, куропаток в бульоне.

В округе в годы войны появляются новые рыболовецкие колхозы из числа спецпоселенцев, чьими руками строятся и благоустраиваются поселки. В поселке Носоновск Усть-Енисейского района был организован немецкий колхоз «Рыбак Севера», в поселке Иннокен-тьевск — колхоз «Полярная звезда» из спецпоселенцев латышей. В поселке Сидоровском был калмыцкий колхоз имени 4-й пятилетки. В поселке Казанцево организовали немецкий колхоз «Гвардеец», который в 1947г. возглавил Левин Лох. Добрую память о себе оставил председатель немецкого колхоза «Новая жизнь» в поселке Потапово Дудинского района Иван Рамбургер.

После трагической зимы 1942 года, летом 1943-го, на Таймыре занялись овощеводством. Эта новая отрасль буквально внедрялась
в колхозное производство. В открытом грунте спецпоселенцы выращивали лук, турнепс, редис, морковь, картофель, капусту. Огородничеством занимались не только в Дудинском районе, где располагался основной массив посевных площадей, но и в Усть-Енисейском, Хатангском районах, т. е. в местах расселения спецконтингента. Хорошие огороды были в поселке Потапово и в ближайшем от Дудинки совхозе «Север», где главным агрономом работал латыш Павел Карлович Гримбергс.

В 1950-е годы совхоз был неоднократным победителем сельскохозяйственных выставок в Москве. В 1948г. колхоз «Красный дудинец» с посевной площади в 4 гектара собрал 564 ц. капусты, а в колхозе «Красный таймырец» (севернее Дудинки на 300км) получили с 1 гектара более 48 ц. картофеля.

В 1948 г в окружной школе колхозных кадров были открыты шестимесячные курсы овощеводов. Первый выпуск этих специалистов (22 человека) состоялся нес ной 1949 года. Среди выпускников этого отделения были спецпоселенцы: Анна Краус, Лидия Гаррас, Геннадий Рудзитис.

Благодаря труду спецпоселенцев успешно развивалось молочное животно-нодство в округе в 40—50-е годы. В поселке Усть-Порт было более ста коров, много лошадей. Разводили даже свиней. Недостатка в грубых кормах не было. Всему поголовью накашивали хорошего сена. В округе хорошо известны имена доярок Паулины Папст, Иды Кремер, Софьи Диль, Евгении Путриной, Кристины Гельд.

Десятилетия совместного труда народов Таймыра и спецпоселенцев на рыбном и пушном промысле, а также в огородничестве, животноводстве и клеточном звероводстве стали весомым вкладом в развитие экономики Таймыра военного и послевоенного времени. Многие из спецпоселенцев в 1960—1970-годы были удостоены правительственных наград: орденов и медалей. Звания заслуженного строителя РСФСР были удостоены Эммануил Данидович Вир, Эммануил Яковлевич Михель.

Сама жизнь, совместный труд сближали разные народы — долган и калмыков, ненцев и немцев, нганасан и латышей. По словам Гупара Кродерса, придуманная «гениальным вождем» система искусственного разделения людей на «чистых и нечистых» рушилась всякий раз, как только люди по-настоящему узнавали друг друга и сближались. История любви русской девушки Анны и латышского парня Леонида Линявского достойна отдельной повести. У Анны Николаевны она вместилась всего на один листочек. Никакие запреты не смогли помешать их чувствам, они прожили вместе, по словам Анны Николаевны, в любви и согласии почти полвека. Вместе с матерью Марией Леонид был отправлен в Красноярский край, а затем на спецпоселение в Хатангский район из латвийской деревни, которая располагалась на границе с Белоруссией. В тринадцать лет уже работал на Хатангском рыбозаводе, о чем есть запись в его трудовой книжке, которую передала нам его вдова Анна Николаевна Линявская, известный на Таймыре педагог с сорокалетним стажем работы в таймырских школах. Леонид Николаевич Линявский был одним из лучших киномехаников Таймыра.

Многие спецпоселенцы стали героями очерков ненецкой писательницы Любови Ненянг. «Земляки — немцы теперь и мои земляки, потому что я с ними росла, училась, жила и живу на таймырской земле, ставшей многим из тех, о ком пишу, малой родиной» — писала она в предисловии к своему очерку «Жизнь ветерана», в котором она рассказала о судьбе Левина Левиновича Лоха.

Помнят в Усть-Енисейского районе бывшего спецпоселенца Александра Федоровича Паули. Ненцы любовно звали его «нгарка ерв» («большой начальник»). Четырнадцатилетним подростком с сестрой и матерью он был выслан в поселок Толстый Нос. Носил почту за семь километров от Караула в Толстый Нос и обратно. Иногда приходилось проделывать этот путь по два-три раза в день. В 1944 году его зачислили учеником счетовода в моторно-рыболовецкую станцию, а в 1948 году направили бухгалтером в ненецкий колхоз «Новая жизнь». Через год колхоз стал миллионером. Его любили как человека и уважали как умного, строгого и рачительного хозяина.

Таймыр гордится заслуженными людьми из числа бывших спецпоселенцев, которые многое сделали для развития экономики, культуры, здравоохранения, образования округа. К сожалению, многих из них уже нет в живых. Ушли из жизни строители Э. Вир, Э. Михель, первый кандидат медицинских наук Р.Альбрехт, первый почетный гражданин Таймыра из числа немцев X. X. Гисс, заслуженный работник рыбного хозяйства России Л. Л. Лох, первый зверовод Таймыра Б. Г. Ваккер, знатный промысловик В. А. Сабельфельд.

В нашем городе проживают более ста человек бывших спецпоселенцев. В основном это дети поволжских немцев, родившиеся на Таймыре до 1956 года, когда было снято спецпоселение с лиц немецкой национальности. Среди поколения «детей» — активисты Таймырского общественного объединения незаконных жертв политических репрессий Валентина Владимировна Бейльман, Светлана Федоровна Велигурова, чей отец — Федор Григорьевич Велигуров, отбывал срок наказания в Дудинском лагере, по 58-й статье. Здесь, в лагере, он познакомился с немецкой девушкой Фридой Неб, которая оказалась за решеткой за то, что бежала с подружками с места поселения в Дудинку в надежде найти работу, и что была наказана.

Много добрых слов можно сказать в адрес педагога — выпускницы Красноярского пединститута, отличника просвещения — Эльпиры Готлибовны Мулиной (Деграф), стаж работы которой в учреждениях образования составляет более тридцати лет.

В течение многих лет мы сотрудничали с начальником Управления статистики округа Тильдой Ивановной Швайцер, ныне заслуженным работником статистики РСФСР.

Северу отданы десятилетия жизни. Выросли внуки тех, кто был сослан на Таймыр в детском возрасте и чьи воспоминания легли в основу данной публикации. Воспоминания жертв политического про-п тола — это кровоточащая страница истории поколения, искалеченного репрессиями.