Наркологические авиаотряды появились на Таймыре в 2003 г. Олег Бударгин, губернатор Долгано-Ненецкого автономного округа (сейчас регион объединен с Красноярским краем), приехал на очередную предвыборную встречу в далекую деревушку, посмотрел, как народ переползает от дома к дому мимо избиркомов, и решил спасать край от пьянства. Однако за три года ситуация мало изменилась. Ненцы, нганасане, долгане и русские продолжают пить и с радости, и с горя. Впрочем, это не только на Таймыре.

По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), Россия занимает первое место в мире по потреблению алкоголя, в Европе лидирует по смертности от «левой» водки и спиртосодержащих суррогатов. Из 143 млн граждан России 2,5 млн—хронические алкоголики. Однако, по мнению врачей, реальная цифра раза в два больше.

У крыльца волочанской больницы—парковка вездеходов, а у кабинета нарколога—толпа желающих закодироваться. Некоторых жителей Волочанки «торпедировали» по 3–4 раза. Женщины идут к врачам как на праздник: в кофтах с блестками, свежие синяки тщательно замаскированы макияжем. Ромка, парень из медгруппы, ответственный за хозчасть, к обеду приносит сельские новости: скоро привезут зарплату бюджетникам—значит, жди продолжения сериала «Упойная сила»; в конце месяца метеорологи обещают пургу—не улететь; нормальный туалет (альтернатива общему на 17 человек ведру) есть в школе, но это далеко от клиники. «Кажется, все мы здесь сопьемся»,—мрачно заключает Рома. Врачи обреченно кивают. На Таймыре случаи, когда наркологи лечатся в родном отделении, где раньше кодировали пациентов, не редкость.

Ночью, пока медики пытаются задремать на жестких больничных койках и кушетках под аппаратом ЭКГ, в палаты с воплями врывается группа волочанцев с требованием «прям щас» плеснуть валокординчику или лекарство покрепче. Один из них, похоже, наш заочный знакомый—с располосованным лицом.

Пьяные пациенты с колотыми и огнестрельными ранами да беременные школьницы—основной контингент санавиации. Вертолет для транспортировки из таймырских поселений тяжелых больных Дудинский аэропорт предоставляет врачам со скандалами, под нажимом районного управления здравоохранения. Администрация округа второй год не возвращает аэропорту пятимиллионный долг за санрейсы и не компенсирует продажу билетов коренным северянам по льготным тарифам. Здоровых пассажиров полуострова обслуживают две авиакомпании: первая отвечает за вертолеты, вторая—за старенький Ан-3. Самолет честно пытается облететь 21 населенный пункт, но чаще всего никуда не попадает из-за метелей, а с апреля по декабрь погода вообще не позволяет ему подняться в воздух. Вертолеты же отказываются взлетать, требуя от муниципальных властей денег за предыдущие рейсы, поэтому расписание в аэропортах, похожих на рассыпающиеся конюшни, люди читают как надоевший анекдот.

Радио на Крайнем Севере нет, междугородная телефонная связь—по часам, сараи с телевизионными антеннами служат туалетами дворнягам. Впрочем, этого проспиртованная тундра уже не замечает: к весне Таймыр допивается до ангелов в белых халатах. Переждав 8 Марта и День оленевода, в глухие поселки отправляется вертолет с медотрядами наркологов и средствами для кодирования от алкоголизма.

Группа из столицы Таймыра—Дудинки—вшивает людям спирали и внутривенно вводит препарат «Торпедо». Врачи уезжают, а спустя шесть месяцев северяне снова уходят в запой. Первыми срываются женщины. Мужчины к следующему рейду наркологов пропивают моторные лодки, вездеходы и домашнюю утварь. Единственное, что на полуострове не является предметом купли-продажи,—дома, построенные в 1930-х годах. Новую избу не соорудить: не из чего и не на что, а на улице при –50°С не заночуешь. Хотя некоторые пробовали: у каждого третьего жителя Волочанки из-за обморожения ампутированы конечности. Многие 40-летние мужчины передвигаются на протезах.

В Волочанке из 400 пьющих поселенцев врачи за наш рейд закодировали от алкоголизма 33. «Желающих больше,—объясняет Елена Дюбина, заведующая наркологическим отделением Таймырской районной больницы,—но препарат позволяет “торпедировать” лишь прошедших обследование, пропивших назначенные лекарства, в течение 14 дней наблюдавшихся у фельдшера и при условии, что у пациента неплохая кардиограмма». Спецрейс бригады врачей в один поселок обходится бюджету в 250 000 руб. Кодируют людей бесплатно, несмотря на то что препараты дорогие и их почти не выделяют.

В среднем на одного россиянина в год, если верить статистике, приходится до 14 л алкоголя (ВОЗ считает ситуацию критической, когда показатель равен 8 л). Взрослые дети всемирно известного художника Мотюмяку Турдагина из Волочанки выпивают по 4 бутылки крепленого вина в день.

«Какое много?! По 3 литра на нос. Подожди, не путай меня,—38-летний Владимир Турдагин морщит лоб, припоминая финансовые расходы прошлой недели, и уточняет:—Если пить “Композицию”—фигню для протирки ламп крепостью в 86 градусов и объемом в 0,25 л, то на сутки надо не меньше четырех пузырьков. Пьешь фиолетовый стеклоочиститель по 250 граммов—покупай 20 бутылок за раз. Чего бровями водишь? Бухаем все подряд: “Бориса Федоровича” (клей БФ.—Newsweek), йод, разведенный с порошком для проявки фотографий, антистатик “Лану”, лак для волос “Прелесть”. Когда гуляем не сильно, дней за пять пропиваем 6000–7000 рублей. За месяц—30 000–40 000. “Забродив”, можно 160 000–200 000 за сутки профукать: моторку на запчасти продал—вот и деньги». Закусывать у нганасан не принято.

От сумм, услышанных в очереди к наркологу, возникает ощущение, что медики прилетели кодировать опустившихся олигархов. В действительности две трети Волочанки живет в пустых стенах, без обстановки, с юности до старости носит одни и те же штаны и куртки, ворует у соседей все, что имеет мало-мальскую ценность, покупает продукты в сельмаге с удивительно точным названием «Надежда» за «потом сочтемся». Кассовый аппарат на прилавке—излишество: денег продавцы не видят, продолжая верить клиентам—если те и убегут, то не дальше тундры.

Из 620 волочанцев только 164 имеют постоянную работу. Раньше в поселке было оленеводческое хозяйство, но в 1980-е в районе зарегистрировали случай заражения ящуром—и совхоз закрылся. Была песцовая звероферма—после перестройки разорилась. Теперь мужчины устраиваются в котельную, женщины стремятся попасть в школу уборщицей или поваром в детский сад. Гардеробщиц и техничек раз в полгода увольняют за пьянство, на их вакансии берут закодировавшихся. Изгнанные с работы бегут к врачу «торпедироваться», потом ждут, когда их сменщицы сорвутся. Иногда женщины искусственно ускоряют «раскодировку» конкуренток—спаивают. 11 семей организовали крестьянско-фермерские хозяйства: охотятся на уток и куропаток. В связи с птичьим гриппом таймырские КФХ могут исчезнуть.

Средняя зарплата в поселке—5000 руб. Плюс 1500 руб. коренные северяне ежемесячно получают от «Норильскникеля» за использование природных богатств региона. Когда знакомые перестают давать деньги в долг, мужчины отправляются на охоту. Повезет—подстрелят 5–10 оленей. Килограмм мяса в заготовительных конторах Волочанки принимают по 28 руб., в Дудинке продают за 43. Мужчины стараются закодироваться накануне охотничьего сезона, чтобы уехать в тундру и вернуться домой через 3–4 месяца с тушами овцебыков, шкурами песцов, росомах. Рога оленей продают браконьерам, те везут их в Японию—«на лекарства». Вырученные средства, естественно, пропиваются.

Самый популярный напиток в поселках Усть-Авам, Потапово и Волочанка—средство для ванн «Трояр». Ванн в районах нет, санузлы заменяют мусорки за домами, общественную баню за 10 лет так и не достроили—моются в тазах, но на привязанность пьяниц к «Трояру» это обстоятельство не влияет. Глава Усть-Авама Валентин Богачев не раз запрещал ввозить технические спирты в свой поселок—и на неверно оформленные лицензии ссылался, и на пожарную небезопасность продукта. Но Таймырская прокуратура и суд отменяли его решения. «В Подмосковье “Трояр” стоит 17–20 рублей, а здесь—500,—говорит Богачев.—После снятия ареста на товар коммерсанты продают его по 1000 за бутылку. И местные алкоголики берут!»

Руководитель администрации Волочанки Нина Алексеенко тщательно проверяет грузовые машины, приходящие в ее поселок по зимнику. В прошлом году конфисковала ящики со спиртосодержащими средствами, закрыла на охраняемом складе—за ночь растащили. Пару месяцев назад на центральной улице сожгла изъятого у предпринимателей «Трояра» на миллион с лишним рублей—не помогло. «Зная, что буду ловить контейнеры на въезде в поселок, коммерсанты выгружают спирт в тундре, а потом на частных “Буранах” потихоньку развозят по домам,—возмущается Алексеенко.—Меня район постоянно дергает: твои средства для ванн стоят дороже героина. Кстати, наркотики на Таймыре употребляют только русские, коренные народы пьют. Когда устают, сами просят: закодируйте. Славяне же, а их в Волочанке 50 человек, не желают лечиться». Действительно, русских среди пациентов нашего десанта мы не видели.

«Чего бутылки зря бить и жечь?—удивляется долганка Галина Момде, трижды безуспешно кодировавшаяся от алкоголизма.—В Волочанке три магазина, и все на выходные закрываются. Народ впрок алкоголь не покупает: у нас сколько взял—столько выпил. Барыги продают по субботам и воскресеньям техспирт через форточки. В 2004-м 9 человек в поселке умерли, в прошлом—15. От алкоголя, ну. Других-то причин нет. Мало того что от всякой дряни мрут, дык еще жены по пьяни мужей убивают, мужики друг друга стреляют». В 1996 г., рассказывают, трое парней, напившись, забрались на военный склад, вооружились, взяли в заложники метеорологов и устроили пальбу. Участковый вызывал спецназ из столицы Таймыра.

В Дудинке, местном «центре цивилизации», ситуация не лучше: работы нет, а пьяниц и своих хватает. Так что бежать из Волочанки некуда. Некоторые в подростковом возрасте вешаются. Русские оправдывают массовый алкоголизм северян советским воспитанием. Нганасане и долгане всегда занимались охотой, по полгода проводя на аргишах (промысловых точках). В 1960-х заботу об их детях брали на себя интернаты. Поколение 30–40-летних, по утверждениям стариков, не умеет работать, следить за собой и домом, не чтит традиций.

В прошлом году число алкоголиков, снятых с учета в таймырской наркологии, увеличилось в 1,6 раза: это не излечившиеся, а умершие. Заболеваемость алкоголизмом и алкогольными психозами на полуострове превышает российские показатели в 1,9 раза. Доля женского алкоголизма здесь изменилась с 17,8% в 2003 г. до 28,7% в 2005-м. Дети рождаются с отклонениями в развитии. Те, кто не умер в младенчестве, в 7–8 лет начинают пить. Число подростков, состоящих на учете в наркологии, выросло в 5 раз. Средняя продолжительность жизни на Таймыре—42–46 лет.

Американский сенатор Джозеф Байден в своем прошлогоднем докладе, сославшись на исследования демографов, прогнозировал сокращение российского населения примерно на 50 млн человек в ближайшие 50 лет из-за безудержного алкоголизма и распространения СПИДа. Жители таймырских поселков о предсказаниях ученых США ничего не слышали—газет с февраля не получали, телевизоры пропили еще при Горбачеве. Но и они предрекают Крайнему Северу печальный финал: «Вымрем, как мамонты, если не протрезвеем». Волочанцы сами настолько устали от пьянства, что на последний прием к прилетевшим наркологам шли семьями: вели с собой жен, братьев, сыновей, соседей—«закодируйте всей компанией, чтобы не было искушений». Правда, когда младшему из долганского рода Чунанчаров врачи ввели «Торпедо» и предупредили, что препарат действует год, парень запричитал: «Пить-то я бросил, но теперь жрать захочется. Доктор, вы еду на вертолете не привезли?»[/j]