Родилась в 1927г. в с. Гуссенбах Автономной Республики немцев Поволжья (далее АССРНП). В соответствии с Указом от 28 августа 1941 г. была выслана в Красноярский край в Шарьтовский район. С 1942г. отбывала спецпоселение в пос. Устъ-Хантайка Дудинского района. Работала рыбачкой, ветфельдшером в оленеводстве. Знатный зверовод Таймыра. Умерла в 2002 году.
...В 1941 г. мне было четырнадцать лет, брату — шестнадцать. Родители наши умерли. Чтобы продолжить учебу в школе, мы переехали в г. Энгельс к знакомым, которые приняли нас как родных. 31 августа мы отправились в школу на торжественную линейку, но радость наша была омрачена. Директор школы скомандовал: «Немцы, два шага вперед». И с этих двух шагов начались наши мытарства. 2 сентября к домам, где жили немцы, подъехали подводы, погрузили на них необходимые вещи, среди которых не должно было быть деревянных предметов, и мы навсегда распрощались с нашей малой родиной.
В Сибири работала в колхозе наравне со взрослыми: копала картошку, убирала хлеб, была пастухом, нянькой. В июне 1942 года объявили, что семьи, в которых нет малолетних детей, должны на четыре месяца выехать на Север.
24 июня немцев в возрасте от 14 до 30 лет высадили на берегу Енисея. Нас было 105 человек.
Запомнились огромные валуны, речная ширь и незаходящее солнце...
Станок, куда нас привезли, назывался Усть-Хантайка. Было и нем всего четыре дома и магазин. Организовали немецкий колхоз Северный путь». Председателем колхоза стал немец — Владимир Андреевич Шотт. Принялись убирать территорию и строить шалаши для Жилья. Образовали рыболовецкие бригады. 9 июля первая бригада имехала на рыбалку, но рыбаков сразу же постигла неудача.
На Енисее разыгрался сильный шторм, и мы не успели закинуть испод. Донимал гнус. Комаров и мошек был столько, что казалось, их кто-то горстями бросает нам в глаза. От укусов распухали промежности, невозможно было двигаться, заплывали глаза. Спасались, как могли. Мазали грязью ноги, руки. Кожа после такой процедуры трескалась, появлялись цыпки. Ветер, вода и грязь обжигали раны. Когда шторм стих, мы закинули пятисотметровый невод, но поймали всего несколько рыбешек. Так закончилось наше первое крещение.
Правильно заметывать и вытаскивать невод, чинить сети нас научил местный житель, энец Петр Спиридонович Болин.
Ближе к осени стало холоднее, чаще дули северные ветры, но вода еще сохраняла тепло. Чтобы согреться, мы заходили в воду по пояс. Когда же выходили из воды, одежда тут же замерзала. За время короткого отдыха она не успевала просохнуть, и от нее несло сырьем. Рыбалка неводом продолжалась до пятого октября. Рыбачили босиком по 12—18 часов в сутки.
В сентябре завезли последнюю партию спецпоселенцев — немцев, латышей, литовцев, эстонцев. Разместили их на чердаках, в палатках на берегу Енисея. В поселке было уже более пятисот человек. Не хватало жилья. Принялись рыть землянки. Вкапывались в основном в яр. Финны — в яр под кладбищем, немцы, латыши — со стороны реки. Вскоре по Енисею притащили плотоматку. Женщины поднимали лес на берег. Слезное это было зрелище. Обмотанные кто во что мог, они тянули на себе бревна, приговаривая: «Вилс нет кейн, зо лозен вир штейн тагон», что означало — «не хочет идти, пусть стоит». И шаг за шагом двигали тяжелые бревна. Дети подтаскивали рейки, доски, рамы.
1942—1943 гг... Зима, холод, голод. Цинга унесла более половины населения. Только в марте — апреле, по неполным данным, умерло более восьмидесяти человек. Не успевали делать гробы. Днем похоронная бригада увозила гробы с покойниками, ночью умерших сбрасывали в ямы, а гробы возвращали для «очередников». Бывали случаи, когда родственники скрывали покойников, чтобы лишний день получить на него продуктовый паек. Умирали родители, оставались дети. Вымирали семьи. Люди до того ослабли, что не в силах были выносить из землянок осиротевших детей. Тогда освободили одну из землянок и в корзинах сносили в нее сирот.
Весной, когда люди стали выползать из землянок, они были неузнаваемы: бледные, опухшие от голода, черные от копоти, не ходячие от цинги.
Оставшиеся в живых стали обустраиваться. Только отношение к нам было по-прежнему плохое, как к врагам народа. Нас могли загнать в огромнейший деревянный чан, откуда мы должны были выбирать ершей. Без соли рыба пропадала, но нас все равно заставляли ее ловить в любую погоду. Красную рыбу складывали колодцем, а потом закапывали в землю. Но даже протухшую рыбу для еды взять было нельзя. По ночам отдельные «смельчаки» на свой страх и риск эту рыбу откапывали.
Ежемесячно спецпереселенцы должны были отмечаться у коменданта. И каждый раз мы слышали: «Вы здесь — навечно. В случае побега будете расстреляны». А куда было бежать голодным, слабым, раздетым? Мы понимали, что идет война и мы должны хорошо работать...
Мы ждали окончания войны, жили верой в лучшее. В ночь на 9 мая 1945 года мы работали на заготовке дров. Помню, что было очень морозно. Подъезжая утром к поселку, мы увидели бегущую Марию Гроо. Она размахивала красным платком и кричала нам: «Победа! Оставляйте санки, выходите на митинг!» Радости не было предела. Мы мерили, что вернемся на свою малую родину...
